Интервью над гробом
От рака умерла молодая женщина, мать маленького ребенка.
Деньги на ее лечение собирала все страна, потому что сбором занимался Первый канал.
Так всегда бывает – если проблема попадает на телевидение (а тут и прайм-тайм, и самые массовые ток-шоу), значит, решится очень быстро.
Собирали и те, кто хорошо знал женщину по шоу-бизнесу, и те, кто впервые о ней слышал.
Насобирали столько денег, что на излишки получилось оплатить лечение десятка больных детей.
Писали, что опухоль мозга у женщины там быстро перешла в терминальную стадию, потому что онкологию выявили во время беременности, и женщина отказалась делать химиотерапию, чтобы не повредить малышу.
Неизвестно, так ли это, но, судя по возрасту ребенка и по частоте ситуации в целом, – вполне может быть.
А дальше СМИ стали делать рейтинги на смерти – придумывая чудовищные «сенсации», атакуя родственников и наперебой обсуждая самого близкого человека покойной – жениха и отца ее ребенка – уехал с ребенком на море, проводит с ним все время, проводит не все время, женился-не женился, какие глаза и правильно ли носит траур.
Миллионы просмотров.
Сотни (!) новостей (Так, к 12:30 18 июня МК выпустил на сайте около 150 материалов по подсчетам Lenta.ru).
Тут особая связь спроса и предложения – предложение рождает спрос, спрос требует новых предложений.
В классических учебниках по медиа до сих пор в пример приводится то, что зрители, следившие за катастрофой «Челленджера», хотели увидеть лица членов семей погибших во время катастрофы.
Объясняется это тем, что страх, будь то страх, возникающий при чтении новостей, или страх, возникающий при просмотре фильма ужасов, повышает уровень нашей внутренней активации, а потом его надо поддерживать, то есть искать все более острых ощущений.
В результате это приводит к страшным для нашей личности последствиям.
Но Спарку и Спиреку, впервые описавшими желание людей видеть лица родственников погибшего экипажа “Челленджера”, невозможно было и помыслить то, что лицезреем мы.
Лица родственников!
Интервью с отцом!
Муж, что вы сейчас чувствуете?
А достаточно ли они переживают?
А почему они не плачут прямо в эфире?
О тех, кто пишет все это, у кого не болит, не откликается нигде, можно только радоваться.
Значит, они никогда безвременно не теряли близких.
Не дедушек и бабушек, умерших своей смертью от старости, а мужа или жену, родителя недавно родившегося ребенка, сына или дочь, мать или отца в самом расцвете лет.
Потому что те, кто теряют – не пишет такие тексты и не открывает.
Они вспоминают свою утрату и молятся о упокоении умершего и укреплении близких.
Может быть, пишут в фейсбуке слова поддержки – из личного опыта.
Я была там.
Я хоронила мужа с шестимесячным младенцем на руках.
Мне повезло больше, чем мужу Жанны Фриске, никто не писал статей о том, как я выгляжу на похоронах, и не просил интервью над гробом.
То, что я хотела, я написала сама.
Правда, на отпевании мужа была сделана одна фотография, где мы с дочкой стоим у гроба Толика.
Фотография очень сильная и очень тяжелая потом попала на международный фотоконкурс.
И когда я увидела нас с дочкой среди других прекрасных репортажных фотографий…
Мне кажется, я заново испытала всю страшную боль того дня.
К счастью, и фотограф, и организаторы отнеслись к моей просьбе удалить фотографию с пониманием, но теперь я знаю, каково это – когда кульминация твоего горя становится сюжетом для СМИ и основанием для победы в конкурсе.
Принес ли Интернет новые грехи в нашу жизнь?Не участвовать, не поддерживать разговор.
Не кликнуть, не клюнуть.